Неточные совпадения
Послезавтра
возвращается она от купца, бледная, дрожит вся, бросилась
на кровать — поняла я все и спрашивать не смею.
Калиновичу
возвратилась было надежда заснуть, но снова вошли судья и исправник, которые, в свою очередь, переодевшись в шелковые, сшитые из старых, жениных платьев халаты и в спальные, зеленого сафьяна, сапоги, уселись
на свою
кровать и начали кашлять и кряхтеть.
Рано проснешься поутру, оденешься задолго до света и с тревожным нетерпением Дожидаешься зари; наконец, пойдешь и к каждой поставушке подходишь с сильным биением сердца, издали стараясь рассмотреть, не спущен ли самострел, не уронена ли плашка, не запуталось ли что-нибудь в сильях, и когда в самом деле попалась добыча, то с какой, бывало, радостью и торжеством
возвращаешься домой, снимаешь шкурку, распяливаешь и сушишь ее у печки и потом повесишь
на стену у своей
кровати, около которой в продолжение зимы набиралось и красовалось иногда десятка три разных шкурок.
Не помня почти себя, она
возвратилась домой и бросилась
на кровать.
В рыбачьей хижине сидит у огня Жанна, жена рыбака, и чинит старый парус.
На дворе свистит и воет ветер и, плескаясь и разбиваясь о берег, гудят волны…
На дворе темно и холодно,
на море буря, но в рыбачьей хижине тепло и уютно. Земляной пол чисто выметен; в печи не потух еще огонь;
на полке блестит посуда.
На кровати с опущенным белым пологом спят пятеро детей под завывание бурного моря. Муж-рыбак с утра вышел
на своей лодке в море и не
возвращался еще. Слышит рыбачка гул волн и рев ветра. Жутко Жанне.
Так прошел еще час. Висленев все не
возвращался еще; а Лариса все сидела в том же положении, с опущенною
на грудь головой, с одною рукой, упавшею
на кровать, а другою окаменевшею с перстом
на устах. Черные волосы ее разбегались тучей по белым плечам, нескромно открытым воротом сорочки, одна нога ее еще оставалась в нескинутой туфле, меж тем как другая, босая и как мрамор белая, опиралась
на голову разостланной у дивана тигровой шкуры.
А ведь она каждый день топила печь, варила и пекла, ходила по воду, рубила дрова, спала с ним
на одной
кровати, а когда он
возвращался пьяный со свадеб, она всякий раз с благоговением вешала его скрипку
на стену и укладывала его спать, и все это молча, с робким, заботливым выражением.
И вот каждый вечер, часов в девять, когда папа
возвращался с вечерней практики, мы усаживались у него в кабинете друг против друга
на высоких табуретках за тот высокий двускатный письменный стол-кровать, о котором я рассказывал.
От
кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим
возвратились на свои места.